Не тщетны ли усилия?
11.06.2008
В итоговых за неделю телепрограммах нам показали нового президента, с трибуны международного форума требующего от Запада предоставления нам возможности расширения участия в мировых делах, включая выработку новых правил игры. Рассказали и о намерении «Газпрома» принять участие в строительстве газопровода от Аляски до Чикаго через Канаду. Что ж, сердца наши наполняются гордостью. Единственное сомнение: по адресу ли обращение и верно ли выбрано направление удара?
Если мы рвёмся на Аляску ради содействия развитию, то не полезнее ли расширить сеть газопроводов в своей стране? Если ради твёрдой валюты, то от неё у нас и сейчас закрома ломятся. Если же из гуманитарных соображений, то в Африке и Азии сотни миллионов жителей более нуждаются в помощи. Да и в своей стране ещё не все миллиардеры…
Для справки: не где-то в глубинке, а в какой-то полусотне километров от Кремля в Подмосковье деревенской бабушке, живущей в сельском доме, для которой стоимость газа без счётчика за последние пару лет выросла в четыре (!) раза, чтобы поставить этот счётчик стоимостью в тысячу рублей, надо несколько месяцев (!) стоять в очереди и затем заплатить за элементарную врезку газового счётчика в трубу восемь тысяч (!) рублей – две, а то и три месячные пенсии…
Президент прав: мы стали сильными. Но в чём наша сила? В объёмах экспорта невозобновляемых природных ресурсов и в их ныне высокой стоимости. Но это не основание для того, чтобы нас принимали за «своих». Сырьевой придаток может быть очень большим, но от количественного роста своего качественного значения он не меняет.
Когда наш бывший президент впервые заявил о нашей стране как об «энергетической державе», это вызвало разнообразную реакцию, в том числе критическую. Но в таких делах важны не термины, а смыслы, которые мы в них вкладываем. Чем же насыщено это понятие?
Варианта по большому счёту было два.
Первый: банальная претензия на всё возрастающий вес на мировых ресурсных рынках и на получение от этого всё большей прибыли, а может быть, и на участие таким образом в формировании мировых цен на ресурсы.
Второй: кооперация с другими поставщиками природных ресурсов, попытка интегрирования и представления интересов всего этого сообщества – перед лицом неплохо договаривающихся, объединяющихся и сплачивающихся потребителей ресурсов.
Сразу стоит отметить, что при выборе первой линии – на всё возрастающий вес на сырьевых рынках – участие в формировании мировых цен естественно и возможно. Но только это участие в случае такой гонки за ростом собственного удельного веса становится уж очень специфическим – противоположным собственным же долгосрочным интересам.
Действительно, достижение большего удельного веса на рынках торговли сырьём, в частности энергоносителями, возможно лишь путём стремительного наращивания предложения (добычи и экспорта), что, естественно, ведёт к снижению или как минимум ограничению скорости роста стоимости этих ресурсов на рынке. И это при том, что остальные экспортёры (большинство по весу на рынке), будучи объединены в специальную организацию ОПЕК, с целью не продешевить со своими невозобновляемыми ресурсами проводят согласованную политику ограничения добычи и экспорта… Так ради чего же идёт борьба за удельный вес на рынке, если в результате этой борьбы мы получаем денег за свою нефть и свой газ не больше, а меньше, чем могли бы, если бы координировали свои действия не с потребителями, а с такими же, как мы, продавцами?
Альтернативное наполнение понятия «энергетическая держава», подразумевающее выбор союзников прежде всего среди таких же поставщиков ресурсов, согласованную с ними политику регулирования добычи и поставки ресурсов на мировой рынок, а также выстраивание совместно с ними единой линии защиты от возможных и высоковероятных посягательств на суверенитет богатых ресурсами стран – вот где на самом деле, тем более после Ирака, нужна коллективная противоракетная оборона! Это то, что с учётом места постоянного члена Совета Безопасности ООН и частично сохранившегося научно-технологического и оборонного потенциала могло бы наполнить указанное понятие подлинным смыслом и вернуть стране основания для её определения как державы уже без дополнительных определений.
Но, может быть, возможна и одновременная реализация двух этих линий: и на повышение своего удельного веса на мировых рынках энергоресурсов, и на лидерство в сообществе близких по роли в мировой экономике?
К сожалению, есть основания полагать, что это невозможно по двум причинам.
Первая: лидером не может быть тот, кто действует вопреки интересам потенциальных союзников, в частности, не координирует с ними разумные ограничения на добычу и экспорт ресурсов, а напротив, соревнуется (!) в объёмах экспорта с теми, кто этот экспорт целенаправленно ограничивает.
И вторая: лидером, пусть даже и не самой развитой части мира, не может быть тот, кто отстаёт в научно-технологическом развитии. И не просто отстаёт (когда-то отстал, но теперь навёрстывает), а своей экономической политикой усугубляет отставание; и основные ресурсы, включая природные и финансовые, расходует не на собственное технологическое развитие, а на поддержание развития других – и без того развитых.
Таким образом, на двух стульях не усидеть.
Выбирая второй вариант насыщения смыслом понятия «энергетическая держава», мы могли попытаться стать лидером не по удельному весу поставок, а именно как организатор сообщества поставщиков энергоносителей и интегратор их интересов, а львиную долю своих ресурсов, ныне экспортируемых за рубеж, направить на собственное научно-технологическое развитие. И тогда понятие «энергетическая держава» предстало бы как переходная ступень к возврату на позицию уже просто «державы» или даже «сверхдержавы».
Но этот путь мы, похоже, не выбрали.
Нам больше нравится пытаться убеждать Запад, что мы – совсем такие же, как он, и уговаривать его признать нас за своих. Не тщетны ли усилия?
