Война и уроки дефолта
27.08.2008
Пару лет назад в радиоэфире мне пришлось пошутить: «Даже когда американцы уже будут бомбить наши города, кудрины и грефы всё равно будут убеждать нас, что лучшее применение плодам труда страны – это поддерживать военную промышленность США». Разве я был не прав?..
О чём пишут наши массовые СМИ в годовщину дефолта? Фальсифицируют его причины (кризис в Юго-Восточной Азии, снижение цен на нефть и т.п.), о пирамиде ГКО – лишь вскользь. Далее – описывают тяжесть последствий в первые месяцы. И сразу позитивные плоды – оздоравливающее воздействие на экономику. И конечно, принятые меры (золотовалютные резервы, Стабфонд и его наследники), после чего повторение как будто уже невозможно.
Что из этого правда? Только тяжесть последствий. Что же касается «оздоравливающего» эффекта, действительно, часто после поражения в войне наступает возрождение, но едва ли это уместно ставить в заслугу генералам, войну бездарно проигравшим, тем более если это было не без личной выгоды…
Изучать надо не столько дефолт 1998 года, сколько всю экономическую политику государства с 1994 по 1998 год. Что было её сутью?
В учебниках рассказывают, что это был период «создания в стране основ рыночной экономики». Неправда. Это был период невиданного в истории разграбления государства, причём организованного самой же высшей госвластью.
Разграбление имело несколько составляющих:
– незаконное и крайне несправедливое присвоение основных производственных фондов;
– создание препятствий для товарного производства, ведшее к массовому разорению предприятий и занижению их «рыночной» стоимости на порядки, что облегчало даже и законную их скупку за бесценок;
– потворствование «частным» финансовым пирамидам, выкачивавшим средства у населения;
– выстраивание всей финансово-кредитной и бюджетной системы как насоса по перекачиванию госресурсов в карманы собственников банков.
Но просто разграбление – не вся правда. Важнейшей составляющей было и планомерное подчинение российской экономики Западу, прежде всего США.
Какой из двух процессов был основным? Для кого как. Для наших актёров главным был процесс разграбления, а что страна станет зависимой – плата за то, что Запад «не замечает» подмены рыночной экономики грабежом. Для Запада же, для США главное – сдача «туземцами» своей страны, её оборонного комплекса и природных ресурсов, причём за бесценок, за бусы и огненную воду…
Из механизмов нашего уничтожения в годовщину дефолта стоит остановиться на тогдашней чудесной финансовой системе. «Недостающие» в бюджете средства брались не прямо у Центробанка под процент, отражающий состояние экономики, а у частных банков на «свободном рынке» (путём продажи казначейских обязательств – ГКО) под сотни процентов годовых – условия, несопоставимые с возможностями самой успешной экономики. А банкам эти деньги суживал… тот же Центробанк (заодно прямо скупавший ГКО). Но где он брал для этого деньги? Печатал, чем подстёгивал инфляцию и рост процентов по ГКО – увеличивал свою безмерную прибыль, лишь ничтожную часть которой (если брать от всей прибыли, а не от того, что сам же ЦБ и насчитывал) он перечислял государству. Круг замкнулся за два-три года – к 1997 году пирамида уже высасывала деньги из бюджета.
А вот здесь уже важен и сам дефолт – как преступное деяние. В тогдашнем Заключении комиссии Совета Федерации подчёркивалась его специфика: конфиденциальная информация была передана ряду зарубежных агентов (игроков), своевременно выведших свои активы из пирамиды…
Обратимся к нашему такому безоблачному финансовому настоящему. В чём был главный недостаток преддефолтовского финансового насоса? Он работал эффективно, но по природе своей конструкции не мог работать долго. Его нужно было заменить на новый, способный работать существенно дольше. И с меньшими потерями на подкормку туземных операторов, с большим КПД для заказчика – единственной оставшейся сверхдержавы.
Новый насос работает так: мы им – невозобновляемые природные ресурсы, они нам – зелёные фантики; мы и эти фантики – им обратно на хранение или в акции их же предприятий – с минимальными дивидендами; а они нам эти же фантики снова, но уже в кредит нашим предприятиям под процент, в три-четыре раза больший, чем получаем от них мы за ранее уже заработанные фантики. И наши предприятия – у Запада в долгу, совокупный объём которого примерно равен хвалёной «подушке безопасности» (сумме всех наших резервов и фондов). Производительность насоса, выкачивающего деньги из России (только прямая), по оценке экспертов – до сорока миллиардов долларов в год. Косвенную же дополнительную производительность насоса как наше недостигнутое научно-технологическое и социальное развитие (а в мировом соревновании чей-то минус – это всегда чей-то плюс) даже и не подсчитать.
Такой насос может работать долго – пока расходы на его туземных операторов не покажутся заказчикам необоснованными. Следующий этап – замена операторов на своих, а заодно и замена насоса на ещё более совершенный….
О чём неумолимо напоминает нам осуществлённая грузинскими руками американская агрессия? О том, что суверенитет – дело серьёзное. И дорогостоящее. Не бывает вполсилы: либо вкладываемся на полную, либо суверенитет неуклонно теряем, хотя сразу можем этого и не заметить. Стоимость близорукой политики высока и измеряется прежде всего человеческими жизнями.
Две тысячи жизней уже не вернуть. Но как предотвратить новые тысячи и миллионы потерь? Ответ известен: единственная гарантия мира – это уверенность противника в том, что его ущерб будет для него непереносим.
Кто стратегический противник – очевидно. Мы здорово отстали – научно-технологически, а значит, и оборонно. Это отставание, если хотим выжить, придётся преодолевать в крайне неблагоприятных условиях. Каждая копейка – на счету. И потому в годовщину дефолта невредно напомнить, что организаторы и операторы нынешнего финансового насоса (продолжающего исправно работать) для нас, для нашей страны – враги существенно более серьёзные, нежели любая иная марионетка внешних сил.
