Под знаком трагических годовщин
07.09.2009
Неделя прошла под знаком начала учебного года в школах и в высших учебных заведениях – это как каждый год. Плюс, как теперь тоже каждый год, под знаком памяти Бесланской трагедии. А также и под знаком годовщины, особо отмечаемой ныне в силу сложившейся политической конъюнктуры – семидесятилетия начала Второй мировой войны.
И, насколько позволяет объем статьи и формат издания, — немного обратной связи с комментаторами моих статей.
Начнем с более простого и понятного: дети – в школах, студенты – в вузах. Вроде, все хорошо, но чему наших детей будут учить?
Как мы уже начинаем даже и привыкать, героем очередного скандала стало Министерство образования, умудрившееся на этот раз волевым образом и без малейшего намека на предварительную общественную дискуссию взять да и реформировать наш родной русский язык. Как известно, этим министерством утверждены в качестве официальных четыре словаря русского языка, выпущенные одним и тем же издательством, да еще и содержащие такие «нормы» русского языка, каковые к числу норм более или менее образованный человек, владеющий русским языком, вряд ли может отнести, во всяком случае, добровольно.
При этом основное направление реформы, как это у нас с некоторых пор водится, исключительно «либеральное»: где раньше было четкое и ясное правило, теперь делай, как хочешь. Но весь этот «либерализм» на деле оказывается весьма обманчивым и небезобидным. И, более того, вступает в прямое противоречие с этим же минобразом настойчиво вводимым механизмом оценки знаний школьников и абитуриентов. А именно: с одной стороны, в правила вводится все больше допустимых вариаций, в том числе, как в данном случае, абсолютно ничем не обоснованных (например, теперь вместо «черный кофе» допускается и «черное кофе»). Но, с другой стороны, вводится как единая и повсеместная исключительно тестовая система проверки знаний, предполагающая один единственный правильный ответ.
Мне, конечно, возразят, что тестовую систему можно развивать, вводя в нее элементы вариативности ответов и т.п. И теоретически я с этим соглашусь. Но практически мы знаем, что даже там, где и без нынешних «реформаторов» русского языка существовали давно и устойчиво утвердившиеся варианты языковедческой терминологии, авторы тестов ЕГЭ «сэкономили» на перечислении нескольких различных вариантов принципиально верных терминов, ограничившись тем, что попроще (например, включили в число верных вариантов ответов «повтор», но не включили не менее верный термин «эпифора»). И, главное, за подобные ошибки им ничего не было, никто и никоим образом не наказан. Отчего же теперь они вдруг начнут действовать более корректно? Отчего и министерство образования начнет предъявлять к своим подрядчикам более жесткие требования, если и оно (прежде всего, начиная с министра) никак не пострадало и не наказано?
Дальше – больше. Кроме русского языка, есть еще и например, история. Не очень здорово, конечно, когда вся страна училась по одному единственно правильному учебнику, и никакая альтернатива не допускалась. Такой подход, лишенный элементов соревновательности различных программ, мог вести к деградации и отставанию образования. Но лучше ли, если учебников, а значит и вариантов правильных ответов на вопросы, различных трактовок событий множество, но на экзаменах не спрашивают про все эти различные варианты и трактовки, а требуют в тестовой форме один единственный верный ответ?
Помните, у Жванецкого как-то было: «А у нас одно с другим не связано!». Так вот, я не утверждаю, что просвещение и образование у нас должны быть более либеральными или же более административно централизованно управляемыми. Но у нас точно «одно с другим» (степень либерализма в организации процесса образования и степень централизации в вопросе регулирования проверки и оценки знаний) должно быть связано. Иначе это просто какая-то шизофрения. Причем, шизофрения не «либерально» распространяющаяся сама по себе в не вполне здоровом обществе, а целенаправленно и централизованно насаждаемая в нем высшей государственной властью.
Согласитесь, это не лучший фон для развития образования как элемента повышения конкурентоспособности нашего общества и государства на мировой арене…
К годовщине Бесланской трагедии. Нет таких слов, которыми можно выразить боль матерей, потерявших своих детей. Самые искренние им соболезнования. Но есть и другой аспект проблемы: необъявленная война не прекращается, происходят все новые и новые теракты. А врага-то мы видим, врага-то определяем верно?
С Запада к нам пришло замечательное понятие – «политкорректность». Подразумевается, что, действуя в его рамках, мы никого зря не обидим, избежим ненужных конфликтов на пустом месте. Но вот вопрос: оперируя понятиями в рамках этой самой «корректности», не теряем ли мы из виду реальность, не замутняем ли собственное сознание?
«Россия, как и весь мир, ведет борьбу с международным терроризмом», — это цитата. Не я придумал это сравнение, но вновь и вновь уместно спросить: а с пулями, гранатами и ракетами мы не ведем борьбу?
Конечно, можно надеяться на то, что «те, кому доверено», не пребывают в иллюзиях и истинного противника (не в том смысле, что мы его не любим, но в том смысле, что он против нас ведет реальную скрытую войну) видят, осознают. Но, с другой стороны, государственная политика – дело не фрагментарное, разорванное на несвязанные между собой части, которые могут реализовывать различные государственные институты и политические фигуры. Государственная политика – дело единое, во всех своих частях глубоко взаимосвязанное. И тогда вновь и вновь возникает вопрос: допустимо ли, чтобы экономическая политика государства столь радикально противоречила тому, что совершенно очевидно вытекает из любой мало-мальски квалифицированной и непредубежденной попытки прояснить, кто же все-таки истинный враг, кто же именно последовательно и целенаправленно ведет против нас войну? Соответственно, допустимо ли и чтобы кадровая политика государства велась без учета этих очевидных реалий?
И к семидесятилетию начала Второй мировой войны, к той кампании, которая в преддверии этой годовщины была развернута на Западе. Мне уже приходилось писать об этом в предыдущих статьях, ныне же обращу дополнительно внимание на четыре аспекта проблемы.
Первый. Злодеяния бывают чудовищными, зачастую независимо от того, к какой идеологии они привязаны или какой идеологией прикрываются. Но есть идеологии и идеологии. Одни — изначально направленные на исключение, нивелирование, смягчение проявлений худших черт человеческой натуры, на созидание и развитие. Другие — базирующиеся на этих худших чертах, взывающие к ним, ориентированные не только на подавление несогласия и идеологической альтернативы (большинство активных идеологий в мировой истории, к сожалению, так или иначе, тяготели на том или ином этапе к подавлению несогласных), но и, как на цель, на уничтожение или полное подчинение (вплоть до обоснования рабства) других народов. Так к одной ли единой категории по этим критериям относятся идеологии коммунизма и национал-социализма? Всякий непредубежденный исследователь, независимо от того, разделяет ли он коммунистические и социалистические идеи, тем не менее, вынужден будет констатировать, что, разумеется, нет.
Принципиальная разница в том, что коммунистическая идеология, если коротко, изначально основана на попытке найти средство против стяжательства и закабаления с его помощью некоторым меньшинством людей абсолютного большинства. И даже в своих крайних проявлениях (диктатура пролетариата) эта идеология никогда не делила людей по крови на высшие и низшие расы. И, тем более, не осуществляла какой-либо геноцид по этому признаку. И это – не вопрос лицемерия. Совсем простой пример: можно ли себе даже представить, чтобы на фуражках или пилотках красноармейцев были, как в некоторых частях нацистской армии, череп и кости? Невозможно. Изначальные идеи противоположны.
И потому, не являясь лично коммунистом, тем не менее, должен заметить: как нельзя ставить знак равенства между религией и инквизицией, точно так же нельзя ставить знак равенства между коммунистическими идеями и той или иной конкретной практикой их реализации, тем более на весьма ограниченном промежутке исторического времени. И, осуждая злодеяния сталинского репрессивного режима, ни в коем случае нельзя ставить его на одну доску с режимом гитлеровским – при всем ужасе от использовавшихся методов, тем не менее, идеология и цели, лежавшие в основе, все-таки были противоположны.
Аспект второй. Более того, по этому признаку сталинский режим (при всех его известных преступлениях), тем не менее, как это ни парадоксально, но выгодно отличался даже и от некоторых европейских демократических режимов того времени. Да, эти режимы, например, британский или французский, безусловно, были тогда более гуманными по отношению к своим гражданам, точнее, к гражданам метрополий. Но почему арабы в Египте встречали немцев как освободителей – не понимали ценностей британской демократии? Нет, просто жители многочисленных колоний самых демократических европейских держав были вторым, третьим, а то и пятым сортом, и именно по признаку крови – это то почему мы должны забывать?
И, с учетом вышесказанного, возникает вопрос: Вторая мировая война начиналась лишь потому, что в Европе что-то решили переделить? Или же переделу подлежали еще и многочисленные азиатские и африканские колонии самых демократических европейских держав? Так почему же просвещенные и гуманные европейцы, собравшиеся на годовщину начала войны в Польше, друг перед другом поизвинялись, нам на то, что мы не принесли Восточной Европе свободы (так как сами ее не имели) попеняли, но перед всем остальным (тогда сплошь и рядом колониальным) миром хотя бы извиниться не подумали? Значит, СССР не принес Польше и Чехословакии свободы, а Британия ее Египту и проживавшим в нем арабам принесла, вернула? Или здесь все-таки стоит прислушаться к мнению не только европейцев, но и арабов?
Поляки, чехи и венгры после освобождения от фашизма, действительно, не были жителями в полной мере самостоятельных государств – их правители реально зависели от СССР. Но граждане этих стран после советского освобождения точно не были в своих же странах вторым сортом – в отличие от жителей тех же британских и французских колоний. Ни арабы, ни индусы, ни персы, ни современные жители тогдашнего Индокитая этого не забывают. И, надо надеяться, никогда не забудут.
Аспект третий. Надо сказать, что извинения извинениям рознь.
Когда глава кабинета министров Германии извиняется за немецкий народ, она солидаризируется с жертвами, но отнюдь не от имени гитлеровского режима, который бы вдруг «исправился». Нет, она выступает от имени народа и нового германского режима, который недвусмысленно осудил преступления режима прежнего.
Когда российский премьер говорит об осуждении пакта с нацистами и о недопустимости и моральной ущербности подобных сделок (и даже о «неэффективности», что, на самом деле, остается под большим вопросом), он говорит это от имени российского народа и от имени нынешнего российского режима, принципиально иного, нежели не только сталинский (как персональный), но и вообще советский режим.
И вот российский премьер предлагает и другим европейским державам последовать нашему примеру – официально на государственном уровне осудить действия этих держав по фактическому провоцированию войны в предвоенный период. Предположим, они последуют этой рекомендации, но чего будут стоить эти извинения? Ведь, стоит заметить, что ни во Франции, ни в Великобритании с 1938 года, когда был заключен Мюнхенский договор, политический режим принципиально не менялся. А что же изменилось? Слабее стали. Потеряли колонии. Перестали быть перворазрядными мировыми державами – вершителями судеб мира. Это, конечно, основание для пересмотра взглядов и принесения извинений, но чего стоят извинения, принесенные в таком контексте?
А скорее всего, никаких извинений за 1938 год не будет. И понятно: почему вдруг то, что тогда для них было нормой, а по нашему мнению, было ошибочным и аморальным, теперь для них также должно стать аморальным? У меня нет ответа на это вопрос. И я, к сожалению, не вижу реальных мотивов, которые современное западное общество могли бы к этому подтолкнуть.
И аспект четвертый – наш российский, внутренний, со Второй мировой войной, строго говоря не так уж и связанный, но зато связанный с Днем знаний (и пониманий). Когда нужно, наша власть, оказывается, апеллирует не только к нормам законов, принятых практически преданными анафеме предшественниками, но и ссылается на сделанную ими моральную оценку. В частности, напомню: не нынешняя Государственная Дума, а еще горбачевский Съезд народных депутатов СССР осудил и признал недействительными секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа». Правильно это было сделано или ошибочно, неуместно – отдельный вопрос. Действительно, как эти соглашения и секретные протоколы к ним спустя полвека могли быть «действительными» или стать «недействительными», если после этого произошла война, все соглашения перечеркнувшая, а по результатам войны возник новый статус-кво? Но тогда во внутренних дискуссиях многие так это и трактовали: сейчас признаем их недействительными, и тогда никаких зацепок, что Прибалтика входит в состав СССР «незаконно» не будет – это уже не по «протоколам», а по результатам войны, хельсинкским соглашениям о признании послевоенных границ и т.п. То есть, и здесь все не так просто, и не все, кто голосовал за признание протоколов недействительными, тем самым голосовали за то, чтобы Прибалтика была в НАТО…
Но сейчас обращаю внимание на другое: если моральная оценка, сделанная тогда парламентом, признается и ныне, и она с высоких трибун используется как аргумент в международной политике, так, может быть, надо признавать тот парламент как бывший, но все же высший законный орган власти страны, а тогдашних парламентариев, при всех ими допущенных ошибках, тем не менее, как не менее законных и уважаемых бывших руководителей государства? Специально подчеркиваю, это не вопрос чисто материальный, но вопрос, прежде всего, моральный: бывшие депутаты Думы начиная с осени 1993 года – первый сорт, со всеми вытекающими условиями медицинского и пенсионного обеспечения; депутаты же Российского парламента до осени 1993 года, а также их союзные предшественники – вроде как высокопоставленными представителями государства никогда и не были.
Во избежание недоразумений, сразу оговорюсь: это не мой личный вопрос – я позже работал на высоких должностях и в российской власти. И это не «шкурный» вопрос дальнейшей судьбы каких-то прохиндеев – те из депутатов, равно союзных, а также российских до ельцинского переворота или нынешних думских, кто в ходе всей этой смуты не разбогател, для кого государственная пенсия и ее размер важны, это и есть как раз самые добросовестные и честные служаки на благо своих избирателей, которые и достойны на старости лет адекватного поощрения. И, в любом случае, недостойны того позорного ущемления, которое осуществляется ныне, и которое видят и запомнят на всю жизнь их дети и внуки…
А теперь немного по вопросу обратной связи с читателями.
Я благодарен всем, кто откликается на мои статьи. И, как вы можете проследить, некоторые идеи и мысли в новых статьях навеваются, в том числе, комментариями читателей к статьям прежним.
Но, к сожалению, в дискуссии по некоторым вопросам я на страницах этого издания вступать не могу – просто не вполне этично обсуждать на страницах «Столетия» вопрос о создании каких-либо альтернативных изданий, форумов и т.п., в том числе, моих личных (см. комментарии к статье «История, творимая на наших глазах»).
Более того, и сам я сейчас серьезной потребности в создании собственного сайта и форума, отдельного от «Столетия», не вижу. Во-первых, это (сделать что-то масштабное и живое) — огромный труд, причем, чтобы получилось что-то интересное – согласованный труд одновременно большого количества людей. И труд не по вдохновению, когда нахлынуло, а методичный и кропотливый, на протяжении многих лет без перерывов. Во-вторых, совсем не уверен в том, что это нечто новое, мое или наше вместе с предлагающими подобное авторами комментариев, будет насыщеннее информацией и интереснее.
Дай Бог, «Столетие», как информационная и дискуссионная площадка, будет жить, и мы будем вновь встречаться на этих страницах, а также находить новых интересных авторов.
Тема же, на которую стоит обратить внимание (уже применительно не ко мне, а к нашему обществу и механизмам лидерства в нем), это как и почему случается, что сайты и форумы других достойных людей – ученых, экономистов, политиков, в том числе, имевших совсем недавно абсолютную репутацию и очень высокую популярность, теперь оказываются невостребованными (такие примеры привели комментаторы к моей выше упомянутой статье)? Может быть, надо не разъединяться, а, напротив, объединять усилия, собираться вместе на ограниченном количестве сайтов (таких, например, как «Столетие»)? А при сайтах, может быть, делать и какие-то персональные странички постоянных авторов, возможно, с перечнями всех текущих выступлений и публикаций и в других изданиях и ссылками на них, библиографией и т.п. Но это пока лишь мои пожелания и прожекты.
Пока же, с учетом сказанного, будем руководствоваться принципом: лучше меньше (сайтов и форумов), да лучше.
Еще раз спасибо всем читателям.
