После Вирджинской трагедии

Трагедия в Вирджинском технологическом университете потрясла мир. Первые реакции были, естественно, с акцентом на бесконтрольном праве граждан США владеть оружием. Но единственный ли это и, главное, самый ли существенный вопрос, который поставила перед нами трагедия?

Студент расстрелял более тридцати своих коллег-студентов. Предварительно он подготовил и разослал обращение, которое широко цитировалось СМИ: «…Это ваша вина, вы меня сделали таким, это на вашей совести…»

 

Что имел в виду студент? Разврат, обжорство и презрение более благополучных и удачливых к менее успешным? Детально никто обсуждать не стал. Обратили внимание лишь на то, что кореец был не вполне нормален, гипертрофированно жесток и даже психически болен, о чем было известно многим окружающим и раньше. Далее все сводится уже к тому, почему информация о состоянии здоровья и патологических проявлениях в поведении не становится в Вирджинии препятствием для получения права на оружие. Такая у них гипертрофированная практика защиты прав личности…

 

Но не менее достойными внимания мне представляются два других аспекта проблемы.

 

Первый аспект. Судя по реконструкции событий, студент не просто умел стрелять, но был изрядно натренирован на последовательное массовое уничтожение людей при помощи огнестрельного оружия, причем натренирован, в том числе, и психологически. И это обстоятельство ни у кого не вызвало ни малейшего удивления.

 

Где же убийца так натренировался? И много ли еще их таких, натренированных?

 

Ответ известен: такая тренировка хорошо организована, буквально поставлена на поток. Разработаны и широко распространены специальные тренажеры, готовящие таких маньяков. Называются они вполне невинно – компьютерные игры. Продаются широко, как с разного рода лотков, так и через Интернет, и несут с собой колоссальный заряд подготовки игрока к тому, чтобы когда-нибудь ему захотелось реализовать на практике все то, что ему так здорово удавалось в виртуальном пространстве.

 

Из одной из вечерних дискуссий на нашем телевидении я с большим интересом узнал, что, оказывается, корейского студента-убийцу американские врачи просто неправильно лечили: вместо средств, подавляющих агрессию, ему давали антидепрессанты, что и усугубило его состояние. Но о том, что вместо футбола, хоккея, наконец, шахмат, больной студент получил легкий доступ к виртуальным играм, которые не просто высвобождают агрессию, но направляют ее; более того, не просто готовят человека к преодолению табу на убийство, но целенаправленно приучают его к легкому и естественному убийству, даже и совершенно немотивированному, – просто потому, что он пробегает (пролетает, проезжает) мимо и хорошо вооружен, а там что-то шевелится, и надо успеть расстрелять, иначе заработаешь меньше очков или вообще вылетишь из игры, — об этом ни слова. Почему – неужто у нас вокруг одни сплошные лоббисты распространения этих «невинных игрушек»?

 

Конечно, современная массовая культура, включая культуру виртуальных игр – не самый легкий объект для регулирования и ограничения, исходя из моральных представлений, особенно, когда и сами эти моральные представления постоянно подвергаются эрозии. Но ведь для общепризнанно наиболее общественно опасных проявлений, таких, как, например, детская порнография, какие-то способы контроля и пресечения все-таки находятся? Значит, дело не в том, что слишком сложно ограничить распространение игр, несущих в себе немотивированную агрессию и жестокость. Дело, прежде всего, в том, что до сих пор не признано, что общественная опасность воздействия этих игр на людей, как минимум, на людей определенного типа, слишком велика, чтобы с их массовым распространением можно было мириться. К сожалению, трагедия в Вирджинском технологическом университете, похоже, пока не рассматривается как недвусмысленное предупреждение, как звоночек, который должен быть услышан именно теми, от кого зависит, в какие игры играют наши дети.

 

Важно подчеркнуть, что вышеизложенное равно касается как США, так и нашей страны – России. Ведь отсутствие у нас права на легальное владение оружием по существу ничего не меняет. Я бы даже рискнул сказать жестче: широкое распространение у нас оболванивающих своей бессмысленной жестокостью компьютерных игр объединяет нас с США, ставит перед этой проблемой на одну доску куда сильнее, нежели разделяет различный подход к праву граждан на ношение оружия. Ведь исходным, базисным в вирджинской трагедии, и это надо признать, является не вопрос доступа к стрелковому оружию, но вопрос целенаправленного разжигания современной массовой культурой необузданной агрессии, буквально страсти к убийству и снятия всех культурных и религиозных табу. А коли стремление к массовому убийству возникает и культивируется, найти подходящий инструмент и метод реализации идеи убийства – не так уж сложно. И у нас, несмотря на отсутствие такой легальной возможности, практически несложно приобрести огнестрельное оружие…

 

И аспект второй. Только в одном из многочисленных комментариев я услышал наконец ту постановку вопроса, которая казалась мне первоочередной и естественной, но подана она была чуть ли не как доведенный до крайности цинизм лоббистов и торговцев стрелковым оружием. А сказано было буквально следующее: «Почему же никто не оказал отпор, почему ни у кого больше не оказалось оружия?»

 

Действительно, почему? Почему право на оружие у всех, включая студентов, есть, но в нужный момент оружия ни у кого не оказалось?

 

Парадокс, но в стране, граждане которой уже более двух веков относятся к своему праву на владение оружием как к святыне, в которой само представление о свободе от тирании неразрывно связано с возможностью защищать себя и свое имущество с помощью личного оружия, оказывается, право на оружие перестало быть каждодневно востребуемым и потому фактически реализуемым.

 

С одной стороны, казалось бы, хорошо. Значит, общество посредством формируемой им демократическим путем своей власти обеспечивает гражданам достаточно высокий уровень защиты, чтобы вопрос о необходимости им самим ежедневно быть готовыми к самозащите в значительной степени перестал быть актуальным.

 

Но, с другой стороны, оборотной стороной любого права является обязанность. И право на ношение оружия у граждан США было эффективным и остается таковым лишь до тех пор, пока оно в глазах самих американцев неразрывно связано с обязанностью, как минимум, перед самим собой, всегда быть готовым к защите. Если же право иметь оружие и с его помощью защищаться перестает быть обязанностью, перестает восприниматься как обязанность всегда быть готовым к защите и отразить нападение кого-либо другого, не забывшего о своем праве на оружие, оно предстает в своей противоположности – в праве и фактической возможности кого-то другого взять и начать методично расстреливать легкомысленных носителей великого права, о его сути и смысле забывших.

 

Более того, можно предположить, что на территории университета было не принято держать оружие, может быть, это всячески не поощрялось или даже пресекалось. Но если и так (точно я этого не знаю, но допускаю, что подобное возможно), то тогда возникает вопрос о другом – об ответственности сообщества (не говоря уже об администрации университета), будь то студенческая община или иная самоорганизующаяся единица, за обеспечение безопасности. Как минимум, за то, чтобы тогда действительно никто не мог проникнуть на территорию университета с оружием. Проводя же параллель с ситуацией в нашей стране, уместно утверждать, что лишая российских граждан права на ношение оружия, наша власть тем самым должна полностью принимать на себя ответственность за гарантирование безопасности своих граждан. Надо ли далее пояснять, что никакой подобной реальной ответственности наша власть на себя не принимает и принимать не собирается?

 

Но вернемся к США. Можно ли говорить, что это страна, в которой некоторые аспекты свободы доведены до своей крайности, может быть даже и до абсурда? Наверное, можно. Как минимум, это выражается в возможности беспрепятственно купить оружие даже и для очевидно психически нездорового человека. Но вывод-то из этого только один: свобода, доведенная до крайности, превращается в обязанность. Эта свобода уже обязывает всех к ее использованию, в данном случае, к тому, чтобы не пренебрегать своим правом на оружие, если, конечно, не хочешь стать легкой мишенью для кого-то другого.

 

По статистике ежегодно в США от огнестрельного оружия погибает около 30 тысяч человек. Кажется, что много. Но, к сожалению, мне не известно, сколько погибает от оружия легального, приобретенного законно, а сколько – от нелегального. Не известно и то, сколько людей убито преступниками, а сколько убито преступников, в том числе в результате реализации права граждан на вооруженную самооборону. Допускаю, что такая статистика ведется, и ее можно найти. Более того, не исключаю, что она как раз может быть в пользу права честного гражданина на оружие. И, в любом случае, кто и как подсчитает, сколько людей погибало бы, если бы легальное оружие было бы в США властью изъято, а на руках у населения осталось бы только нелегальное? Вряд ли нелегального оружия осталось бы меньше, чем, например, наркотиков, а последнего добра, как известно, по этой стране гуляет более чем достаточно.

 

И есть еще один параметр, который статистикой охватить точно невозможно – это количество преступлений, включая убийства, предупрежденных самой возможностью наличия у потенциальной жертвы оружия. К сожалению, предупреждение преступления самой возможностью нарваться на вооруженное сопротивление в вирджинском случае, очевидно, не сработало. Похоже, убийца хорошо знал, что оружия у его коллег-студентов нет, и потому никакого сопротивления он не встретит.

 

Отцы-основатели США много думали о том, что приводило все прежние (античные) республики к саморазложению и гибели. И они пытались заложить в систему институциональные механизмы взаимоконтроля, взаимозависимости и тем самым взаимного сдерживания.

 

В последнее время американские специалисты много говорят и пишут о формализации, потере сущности и подлинного смысла американской демократии. Почему это происходит? В том числе, потому, что многие жизненно важные вопросы уже давно, так или иначе, более или менее сносно, разрешены. А дальше процесс понятный и естественный – формализуется, атрофируется и даже дискредитируется то, что каждодневно не используется. Не это ли самое произошло и с одной из святынь Америки – с правом на оружие?

 

Если предположение верно, то уместно припомнить знаменитую американскую поговорку: «Господь даровал нам права, а г-н Кольт уравнял в них». Если Господь останется, а г-н Кольт окончательно удалится, что на деле останется от великих прав?